В этом спектакле нет линейного сюжета, следующего коллизиям чеховской драмы. Есть сегодняшнее ощущение хрестоматийных персонажей в связи с быстротекущим временем и их судьбами в гипотетическом развитии. Есть ощущение страны в изменившемся мире. Конечно, это Чехов уже XXI века, современный «Расемон», где заново пересматриваются все эти неясные мечтания, застоявшиеся иллюзии и безумные порывы. И где всё переходит почти на уровень фарса, в котором мелькают контуры всех прожитых с той поры десятилетий.Три «секвенции» оперы — три рассказа об одних и тех же событиях с трех точек зрения — Ирины, Андрея и Маши. События повторяются, как дурной сон, как застрявшая пластинка, как беличье колесо истории, откуда не вырвешься ни в какую Москву — вожделенную и вечно исчезающую за горизонтом, как трепетный мираж. Круговорот: диван с торшером — пожар — военные опять куда-то уходят — наш балет опять впереди планеты — часы разбились — диван — пожар, военные… Бегут десятилетия, Ирины и Наташи меняют макияж и туалеты, солдаты — униформу, нянька Анфиса обзавелась полотером, Тузенбах — «спидолой». Гостиной с колоннами как не бывало — кругом вокзальный зал ожидания с навек остановившимися часами. Потому что остановилось время. Потому что все меняется — и не меняется ничего. Бег на месте. Бредовые видения беспокойного, прерывистого сна.
«Композитор черпал свое вдохновение во многом из своего советского опыта, — рассказывал мне постановщик спектакля британец Кристофер Олден, приступая к своей первой работе в Екатеринбурге. — Поэтому нам было важно в его опере не только чеховское время, но и дальнейшее движение века уже после большевистской революции, и то, как все эти события резонируют сегодня».
Это те разочарования, которые пережил бы и сам Чехов, будь он сегодня с нами — разочарования тотальные и окончательные. Если, конечно, он и впрямь верил в пылкие надежды Пети Трофимова и туманные просветы в сознании сестер Прозоровых. Спектакль вовремя напомнил, что свой вскормивший Петь Трофимовых «Вишневый сад» автор считал комедией: вот и эти «Три сестры» полны фарсовых приемов, выраженных не только пластически — в как бы застывших абсурдистских мизансценах, но и в первую очередь в музыке.
Венгр Петер Этвёш написал оперу с расчетом на неформальные, несущие свой смысл акустические эффекты: инструментовка изумительна, непривычна, задействовано все возможное — от аккордеона до гонга и маракасов. Оркестр в постоянном диалоге с персонажами, каждому из главных героев придано свое инструментальное звучание: кому-то утробный рокот меди, кому-то взвизгивания флейты, кому-то чувственный, как бы вихляющийся саксофон… Особый акустический эффект, иное заполнение зала звуком создают и два оркестра: камерный в оркестровой яме и симфонический в нише над сценой. Парадоксальность часто диссонансных звучаний создает особое напряжение — как сказали бы в кино, закадровый саспенс. Вокально всё очень здорово, оркестру (оркестрам) отдельные аплодисменты. Возник совершенно особый, даже акустически, звуковой мир, который колеблется вместе с колебаниями сюжета, с отчаянными тирадами персонажей, — тревожный и глубоко проникающий в душу, он надолго там останется. Вибрации, едва слышные вздохи, стоны и пересвисты — все к месту, к чувству, к мысли, все складывается в единый образ трагической, вечно воюющей сама с собой, отчаянной, отчаявшейся России.Все ее светлые порывы тонут в неистребимой пошлости, приверженности замшелым традициям и идолам прошлого, воинственной глупости и провинциальности, которая воспроизводит сама себя снова и снова. Она устала надеяться. Устала жить в вечном зале ожидания. Зал ожидания — главное место действия спектакля. И, увы, всей нашей жизни.Все роли актерски выразительны, и даже фактура исполнителей идеально совпадает с нашими представлениями о персонажах пьесы. Все точно понимают смысл своих ролей-партий, два часа неподъемно сложной для вокалистов музыки пролетели как миг. Опера Этвёша стала откровением и открытием — ее хочется слушать снова.
С легкой руки «Музыкального обозрения» уже завоевавшие статус «спектакля года», екатеринбургские «Три сестры» выдвинуты на «Золотую маску» в 10 номинациях. Среди них — «Лучший спектакль», дирижеры Алексей Богорад и Ольвер фон Дохнаньи, режиссер Кристофер Олден, художники Ираклий Авалиани и Эндрю Либерман, художник по свету Сет Райзер и исполнители ведущих партий Надежда Бабинцева (Маша), Ольга Тенякова (Наташа), Владислав Трошин (Соленый) и Алексей Семенищев (Вершинин).
Оставить комментарий