Задумай кто-нибудь упрекнуть художника в пристрастности, мрачном, излишне критичном взгляде на Москву и москвичей, ничего не выйдет. Он ничего не выдумывает, начиная с 1980-х годов он пишет свои картины почти исключительно на основе фотографий, как и полагается фотореалисту или гиперреалисту. Было такое направление в американском искусстве в 1970-е годы, когда художники в поисках выразительности переводили на холст фотографии, увеличивая их до гигантских размеров.
Такие картины Семен Файбисович, по его словам, впервые увидел на выставке в Пушкинском музее в 1975 году и был шокирован их сходством с тем, чем сам занимался, тогда еще в графике. Но от выбранного метода не отрекся, рассудив: «Мы занимаемся разными вещами: они демонстрируют язык, а я хочу на нем разговаривать, выяснять на нем непростые отношения с жизнью». И действительно, американский фотореализм близок скорее к поп-арту: вслед за фотографией эти картины будто скользят по поверхности видимого мира, фиксируют сколь угодно банальное, но затем так пристально концентрируют внимание зрителей, что им становится немного жутковато.
В 1980-е годы для создания картин Семен Файбисович использовал свои снимки, на которых довольно прицельно зафиксированы советские реалии. Кухонная утварь, детали домашней обстановки, люди в общественном транспорте. Где, как не в электричках, автобусах, метро, можно было спокойно рассматривать лица современников. Окна, так или иначе присутствующие в этих картинах, словно дополнительные линзы к тем, что встроены в камеру. Эти портреты точно иллюстрируют настроение тех лет, когда общественная жизнь вроде и замерла, лозунги и вся идеологическая рутина уже ничего не значат, никто не шевелится, а при этом вроде бы как-то куда-то движется. Готовые символы застоя, летящего по рельсам в тупик.
Такой картиной «Станция «Cокол»» (1985), где хмурый мужчина с портфелем будто вжался в сиденье, а из окна вагона видны станция, пассажиры, встречный поезд, открывается выставка, задающаяся вопросом «Фотореализм?». И словно в пояснение метода, ничуть не пристрастного к соотечественникам, здесь появляются работы из цикла «Нью-Йоркский сабвей», созданные в начале 1990-х годов с тем же вниманием к фигурам пассажиров: кто-то читает газету, кто-то дремлет, кто-то ушел в себя — никакой принципиальной разницы с москвичами, никаких художественных открытий.
На несколько лет Файбисович даже оставил занятия живописью, а когда вернулся к ней в 2007 году — дело было уже в стране, провозгласившей курс на стабильность,— то нашел в Москве совершенно новых героев. Да и манера письма изменилась. Теперь он снимал на смартфон с цифровой камерой и, укрупняя до двухметровых форматов пиксельные изображения, даже не пытался восполнить неизбежные дефекты резкости и цвета.
Новых героев он находит в тех же троллейбусах, маршрутках, метро, на остановках. Но даже если застает их в момент отрешенности, она уже совсем другая. Конечно, тут встречаются и композиционно точные ремейки картин 1980-х годов, но скуке «совка» на них противопоставлены лица с печатью пережитого горя, даже не отчаяния, а безнадеги. Есть среди персонажей и вполне благополучная молодежь, и бодрые курсанты, но, кажется, они лишь создают нужный контраст для совершенно новой для художника темы — Москвы как средоточия социального расслоения и неблагополучия.
Не показывавшаяся ранее серия «Ночной Разгуляй» основана на небрежных снимках, сделанных в ночное время, почти безлюдных. Тут город, с уже не раз мощенными тротуарами, с усиленной подсветкой зданий и улиц, в контексте предыдущих работ художника смахивает на поле боя, с которого уже убрали тела жертв. Новая серия естественно продолжает более ранние работы линии «Разгуляй», начатой в 2008 году. Над ней Семен Файбисович с перерывами работал до отъезда из России и возвращался в других циклах того же времени. Бомжи, спящие на лавках или просящие подаяние на тротуарах, валяющиеся тела, растерянные мигранты, бродячие собаки (серия «Собачья жизнь»), вокзальная толчея (цикл «Казанский В»), алкаши в подворотнях. Если знать места, и не такого можно было нафотографировать в Москве, но одно дело снимки, другое — двухметровые холсты, от которых на выставке не увернуться. Недаром за тематическую близость этих картин к живописи критического реализма работы Файбисовича даже выставляли в 2019 году в Третьяковке, в пандан к проходившей там ретроспективе Репина. Если нынешняя выставка и вправду прощание, то это не прощание холодного фотореалиста. В нем много чувств и желания — не забыть страшноватую московскую жизнь, как кошмарное сновидение, а оставить нам на память свой странный, но честный образ столицы.
Оставить комментарий