«Бессердечный патефон»

Задремав в самолете, летящем в Ригу, проснулся от привычных слов пилота: «Мы начинаем снижение, застегните ремни и приготовьтесь к посадке». В очередной раз удивившись величию русского языка, подумал: «Разве можно приготовиться к посадке? Это все равно что приготовиться к смерти».

В новом спектакле «Девушка в кафе» рижского Русского драматического театра им. М. Чехова, придуманном Раймондом Паулсом, «бессердечный патефон» — не просто слова из стихотворения Аустры Скуини, посвященного старинной русской песне о беглом каторжнике, — это образ самой жизни, которая во многом зависит от того, какую пластинку проигрывает этот самый равнодушный механический ящик. Но вовсе не кажется, что героиня спектакля готовится умереть.

Раймонд Паулс сочинил свои музыкальные фантазии на стихи одной из самых притягательных поэтов Латвии ХХ столетия, которую по существу заново открыли в ХХI веке. Аустра Скуиня прожила короткую жизнь, которая оборвалась в ночь на 5 сентября 1932 года. О причинах ее смерти спорят до сих пор, и никто не решится на окончательный приговор. На ум приходит знаменитая мысль Альбера Камю о том, что люди, как правило, не заканчивают жизнь самоубийством из-за неспособности ответить на основной вопрос философии.

Думаю, что большинству российских читателей это имя — Аустра Скуиня — не слишком известно, поэтому позволю себе короткую биографическую справку.

В ХХ веке люди еще писали друг другу письма, делились душевными волнениями
Она родилась 10 февраля 1909 года в Видрижи Лимбажского района в семье лесника Густава Скуиньша, который был художником-любителем, играл на разных музыкальных инструментах. Он словно знал тайны окружающего его леса и делился ими со своими детьми. Его жена Эмма, мать пяти детей, как написано про нее в разных исследованиях, была рукодельницей и знала множество народных песен. Две их старшие дочери, Милда и Герта, были педагогами, Эмма, которая родилась за два года до Аустры, стала литератором, она писала стихи и прозу под псевдонимом Рута Скуиня и прожила до 1964 года. Их единственный брат Арвид, родившийся в год первой русской революции, был призван в армию, и в 1929 году ушел из жизни по собственной воле. Все они сыграли ту или иную роль в жизни Аустры. Во всяком случае свои сокровенные мысли она обращает к ним в своих письмах — в первые десятилетия ХХ века люди еще писали друг другу и делились не только деловой информацией, но и душевными волнениями.

Последние годы в гимназии она училась бесплатно как примерная ученица, но в университете провела всего два года — не было денег, чтобы платить. «Старенький мой ундервуд/разреши мне прижаться/к твоей металлической/клетке грудной/и тишиной надышаться…». Ни стихи, ни переводы не приносили необходимых денег, ей приходилось подрабатывать натурщицей в Академии художеств. Сохранилась фотография, где она — обнаженная — позирует, лежа на диване, — многие считали ее легкомысленной барышней. За несколько лет, проведенных в Риге, она поменяла двенадцать адресов, мечтая об отдельной комнате. Она сблизилась с марксистами, курила дешевые папиросы, просиживала в кафе за бокалом красного вина. И писала стихи. «Всего-то мне любви/за жизнь мою/и было, что — кабацкий поцелуй/дешевый, мимолетный…» У нее была роковая любовь — один из самых известных латышских поэтов-неоромантиков Валдис Гревиньш. Он был старше ее на четырнадцать лет, а пережил — на тридцать четыре. Она была влюблена в него по уши, но многие считают, что он добивался Аустры, заключив пари с кем-то из друзей… И, говорят, ей стало известно об этом.

Не надо готовиться к смерти. Иначе можно пропустить жизнь
Наутро после спектакля, который вызвал приступ несвойственной мне меланхолии, Раймонд Паулс сказал не то шутя, не то всерьез: «Она была веселая, очень веселая!»

Это скрытое веселье, вернее его постоянная жажда, жажда жизни, любви, счастья угадывается в образе Аустры, который в спектакле, поставленном старейшим артистом Рижской русской драмы Яковом Рафальсоном, создает Яна Хербста. Она читает стихи и письма, короткие комментарии к ним, которые сложены как поэтические строфы (композиция Лины Овчинниковой). Постоянный рефрен: «Жила-была девушка Аустра…» — звучит то как насмешливый колокольчик, то как отчаянный всхлип. И эту зрелую, обожженную жизнью Аустру представляет Вероника Плотникова, которая исполняет вокальные партии спектакля. В черном костюме с белой блузой она заставляет вспомнить о Марлен Дитрих в пору ее концертной зрелости. Хербста и Плотникова существуют в одном условном сценическом пространстве с маэстро, фантазирующим за белым роялем. Белый рояль — и чернота кафе, где стол, стул, пепельница и бокал красного вина. Эта театральная условность, организованная Андрисом Фрейбергсом, стилистически безупречна. Черное и белое на удивление неконфликтны, они взаимопроникающи — как в реальной жизни. Они существует для того, чтобы две замечательные актрисы и выдающийся музыкант могли рассказать нам о поэте, умеющем преодолеть боль существования, и о женщине, которая не смогла вынести эту боль. Об искусстве, которое не всегда способно стать убежищем. «Туманит морось/листья лип большие/и осень уж близка/хоть лета не бывало». ..

Раймонд Паулс не просто в очередной раз доказал класс мастерства, он обнаружил сохранившуюся способность к риску творчества, которая не зависит от возраста.