Фильм «Время возмездия» (оригинальное название — Destroyer) 14 марта выходит в российский прокат. За работу в картине Николь Кидман получила свою 14-ю номинацию на «Золотой Глобус». Таким образом, Кидман вошла в ТОП-3 актрис по общему количеству номинаций на эту премию за все время ее существования. При этом у Николь есть «Оскар», но критики говорят, что такой роли, как во «Времени возмездия» у нее еще не было. Кидман играет опытного детектива, однако ее героиня буквально измотана годами службы в полиции. Она всю жизнь не может оправиться от провала опаснейшей операции и живет с чувством вины за гибель близкого человека. Но тут в ее жизни снова появляется тот, кто повинен в той самой смерти, и следует начать мстить… Но что думает сама актриса об этой работе?
Оглядываясь назад на свою карьеру, как бы вы определили, где находится фильм «Время возмездия» с точки зрения сложности, ведь вы в нем сыграли героиню, которая, по сути, мертва изнутри?
Николь Кидман: Это часть пути актера — исследовать разные человеческие состояния. Я стараюсь ориентироваться в этом, но никогда ранее мне не приходилось изучать подавленные гнев, боль и стыд. Кроме того, мне пришлись испытать «чувство антигероя» и то, что моя героиня женщина — это очень убедительно. Есть и другие картины про женщин, которые ведут себя так, как моя Эрин Белл. Но было интересно изучить именно женский режиссерский подход — Карин Кусамы. Я не вижу в офицере полиции Лос-Анджелеса Эрин Белл машину для убийства или женщину без сердца, преисполненную мести. Большинство ее боли и гнева исходит от потерь и ошибок, которые она сделала. И от безуспешного желания все исправить.
Каждый день во время съемок, вы были, как Эрин?
Николь Кидман: Да. Изменились мой голос, походка… Все люди, которые находились рядом и наблюдали за мной, спрашивали: «Какого черта?» Упрашивали, мол, пожалуйста, не начинай так ходить все время. Но я вовсе не хотела чувствовать себя так, словно даю представление. Но и не знала при этом, что подобный образ проникает в тебя так быстро, что невозможно просто взять и легко выйти из него. Я даже костюм носила больше положенного времени, ходила в нем домой, потому что даже и не трудилась переодеваться. Я действительно взяла на себя и депрессию, и боль, и нигилистический подход, которые были у Эрин. Я смыла весь макияж и существовала в подвешенном состоянии в течение определенного периода времени.
Значит, вы были довольны, когда все закончилось?
Николь Кидман: Я хотела, чтобы это закончилось, потому что знала: в некотором смысле это — тупиковая дорога. Из той точки, где находилась Эрин, практически не выходят: ни надежды, ни радости. Но это та жизнь, которую я хотела изобразить, и для этого есть причина. Миссия Эрин — исправить свои ошибки, и я думаю, что ее ответственность и путь повлияли в итоге не только на ее собственную жизнь, но и на жизнь других. На самом деле для меня это — реальная проблема. Взять хотя бы взаимоотношения Эрин с дочерью. Она пытается сделать жизнь своего ребенка лучше, хотя, благодаря ей же, в душе ее дочери такое огромное количество шрамов. И она не хочет, чтобы ее ребенок стал таким, как она.
Ваше сопереживание Эрин как раз и происходило через понимание ее отношений с дочерью?
Николь Кидман: Да Я проникла в ее суть именно через это. Эрин все еще была влюблена, но с ней жестко разобрались с самого начала. И даже если зритель получает только проблески знаний об ее жизни через обрывки диалогов, все равно узнает об ее детстве все необходимое. Она выросла с братьями и с жестокой матерью, которая издевалась над ней. Но это только одна линия в фильме. Зритель видит карту жизни Эрин на ее лице, теле, здоровье и психическом состоянии.
Вы могли позволить себе снимать фильм в хронологическом порядке?
Николь Кидман: Нет. Когда вы снимаете такой фильм, то, к сожалению, не получаете подобной роскоши. Я не знаю ни одной ленты, по крайней мере из тех, где я снималась в последнее время, которая бы была снята в хронологическом порядке. Так что многое зависит от техники актера, что, по правде говоря, сильно осложняет задачу. Мы снимали начало фильма, молодую Эрин, в самом конце.
Полагаю, вы наслаждались частью этих съемок? Эрин такая яркая и живая — такой контраст с тем, какой она становится, когда стареет…
Николь Кидман: Определенно, да. Важна была каждая ее вибрация в надежде и желании получить как можно больше от этого мира. Но также они ей пригодились для того, чтобы выбраться из той ситуации, в которой она оказалась. Она хотела быть замеченной, выделиться — отсюда ее мотивация. Ей хотелось легких путей, но так не бывает.
Физическая трансформация, которую претерпевает Эрин, пугала вас?
Николь Кидман: Да, я боялась играть эту роль. Тренировки с оружием меня не страшили, наоборот они были эффективны и придавали уверенности в себе. Эрин буквально росла с оружием, в отличие от меня. Поэтому мне пришлось интенсивно тренироваться, чтобы просто узнать, как перезаряжать пистолеты и стрелять. Очень сложные устройства. С автоматическим оружием — попроще, что в действительности — страшно.
А что именно тогда вас страшило?
Николь Кидман: Только смогу ли я это «провернуть». Режиссер Карин Кусама верила, что я все могу. И я тогда подумала: «Хорошо, если ты так считаешь!» Но потом я начала постепенно становиться Эрин, и в какой-то момент просто… потеряла себя.
Это сомнение в себе — часть актерской работы?
Николь Кидман: Вовсе нет. На некоторые проекты я иду работать с ощущением «Так и должно быть» и знаю, что нахожусь именно там, где требуется, и чувствую себя в безопасности. Но есть и другие, где ощущаешь себя на зыбкой почве, потому что это далеко от того, что делаешь обычно. Очевидно, что я хочу исследовать такие места. И иногда, во время этого процесса, падаю и терплю неудачу. Но я всегда стараюсь изо всех сил. На определенном этапе жизни и в определенном возрасте легко успокоиться, сказать самой себе: «Теперь я в безопасности, и не хочу на себя давить». Но я — исследователь — и мира, и человеческого состояния, я пытаюсь сопереживать, понять, быть частью. Я не столько вуайерист, сколько участник.
Оставить комментарий