За юбилейным трепом для «ЗД» с Аркадием Семеновичем на его студии не покидало ощущение общения с задорным, ироничным человеком, все еще молодым и душой, и физической формой. Неведомо, что тому «виной» — жизнелюбие, гены, образ жизни, три жены и трое детей (младшей дочери Соне уже 11 лет, но все любимые и желанные) или непроходящий творческий кураж. Главное, что все это есть. А тяжеленный, на тома повествований, жизненный и профессиональный бэкграунд добавляет лишь изумления: сколько в это хрупкое тельце вместилось событий и свершений почти эпохального масштаба.
Знаменитый «Петруха» — разбитной весельчак, вызывавший у публики всегда улыбку и умиление, признался, что перелистывал, играючи, разные страницы в своей жизни. Образ на стыке шута и сатира был удачно найденной краской, но не сутью. Свойскость, вроде бы и доступная, но на уважительной дистанции, без сваливания в панибратство. Впрочем, эпоха легких и задорных хитов давно уже в прошлом и не вызывает желания туда вернуться. Зато всецело захватила новая страсть — крупная форма, мюзиклы. К наработанной декадами легкости и изящности музыка мэтра приросла эпикой и размашистым академизмом, симфоническим мышлением весьма пристойного уровня. Публика в восторге. На юбилейных показах мюзикла «Князь Серебряный» царили не только аншлаг, но и оглушительные овации.
Но «если сравнивать с Киркоровым» (действительно, а с кем еще?), то, насмешливо улыбаясь, Аркадий «сетует» на нищету. Живу, говорит, в Барвихе, в маленьком особнячке площадью лишь в 220 квадратных метров — не замок поп-короля с роскошной лестницей в парадную залу, по которой «Филипп снисходит до своих подданных». Ну и что? Укупник не в обиде.
— На самом деле никакого дискомфорта нет, — уверяет, — вот, например, родился ребенок, у него маленькая комната, но она у него есть. Конечно, Филипп с его масштабом вряд ли бы поместился даже физически. Это ему не пойдет вообще никак. Но если меня передислоцировать в такой замок, как у него, это будет страшный дискомфорт, — облегченно резюмирует именинник.
И, спохватившись, чтобы, не приведи судьба, не выглядело выпадом, добавляет: «Филипп на самом деле человек, которого можно только безмерно уважать. Всё, что он делал и делает, не только экстраординарно, но и бесконечно талантливо».
— Аркадий, не разберусь в твоей иронии, так ты о чем жалеешь: что не стал звездой масштаба Киркорова, недозаработал чего-то, роскоши не хватает?
— Жалости относительно чего-то материально нажитого или не нажитого вообще никакой нет. Как у любого человека, думаю, даже у Филиппа, есть сожаление по поводу чего-то нереализованного.
— В творчестве, в профессии?
— Ну, конечно. Хотя еще не та ситуация, когда ты лежишь уже на смертном одре и страдаешь: мол, как много я не успел. К большому счастью, моя жизнь превратилась в календарь из многих страниц, которые я все время перелистываю. Сейчас у меня очередная страница, которая началась где-то в 2019 году, которую, как и остальные, никак нельзя было предвидеть в начале жизненного календаря, когда, допустим, я окончил музыкальную и среднюю школы в городе Каменец-Подольский в Украине, поехал поступать в Москву и поступил. Хотя поступить было непросто, в то время был определенный ценз.
— Ты имеешь в виду пресловутую пятую графу?
askent.ru
РЕКЛАМА
— Да, пятая графа. Бытовал вполне институциональный антисемитизм. Был ценз, на курс допускались максимум два человека еврейского происхождения. Было такое. Это совершенно точно.
— Ты на себе ощутил эту мерзость?
— Я не ощутил. Я вообще не знал ничего такого. Поехал поступать с папой, мы жили в гостинице «Заря». Папа — учитель математики, а мама — учительница русского языка и литературы. Я сдавал благополучно экзамены — «пятерки», «пятерки», «пятерки», и последний экзамен по математике. Я пришел, написал всё, что нужно, мне задали дополнительный вопрос — задачу, какие-то две прямые вне листа должен был соединить, что-то объяснить, сейчас уже не помню. Я ее решил, пришел в гостиницу, рассказал, показал задачу. Папа на меня в изумлении уставился: «А как ты это решил?» — «Ну, как-то решил». — «А ты бы это не мог решить, это не в твоих силах». «Пап, — говорю, — я не знаю, но как-то решил». То есть это была задача на сверхспособности из программы, которую абитуриенты в школах в принципе не проходили.
— То есть специально задали, чтобы завалить, потому что ты еврей?
— Абсолютно. Но тогда я этого не знал…
— Как догадался?
— Много лет спустя. Из закулисных разговоров. У нас в Бауманском на курсе автоматизации и механизации сварочного производства сложилась очень дружная компания. Мы до сих пор встречаемся, староста нашей группы Михаил Юрьевич Лермонтов — полный тезка и потомок… Долгое время он работал в атомной промышленности, а сейчас управляет Лермонтовской усадьбой в Середниково. Каждый год мы там и собираемся, сиживаем за столом, за которым сидел Столыпин, и все такое… Как-то к нам пожаловал куратор, который вел наши группы, и мы заговорили об этом. Он и рассказал: «Да, возле каждой (еврейской. — Прим. ред.) фамилии стояла точечка». Метка то есть.
— Но тебя таки не завалили?
— Я каким-то образом решил ту задачу, которую мне специально дали, чтобы завалить, а мог бы вернуться в Каменец-Подольский…
— И не болтали бы мы сейчас о твоем ярком творческом пути…
— Не болтали бы. Играл бы там на танцах… или где бы я сейчас был, даже не знаю. Вот сестра моя поехала поступать в Историко-архивный и не поступила…
— Еще в детстве, когда ты с шести лет играешь на скрипочке и для тебя это чуть ли не главнее, чем все предметы в школе… Что поделаешь, обычная еврейская семья… Поэтому на первом же курсе (я жил в общаге на 7-й Парковой) мы организовал ансамбль, назывался он «Сигнал»… Вообще сам институт, хоть и технический, был предрасположен к творчеству. В первый же день, когда пришел на занятия, я услышал странные звуки, музыку, доносившуюся со второго этажа. Поднялся. Большой актовый зал, на сцене стоял рояль, и за ним человек играл музыку, которая называлась джазом. Я о таком тогда даже не знал, потому что в Каменец-Подольском мы играли на свадьбах, я — на бас-балалайке с тремя струнами, ездили на халтуры, и мое образование заключалось в том, что я знал, что в мире есть ансамбль, который называется «Битлз», и все люди, которые играют на гитарах, это — битники. Поэтому, когда я услышал человека, а это был Игорь Бриль (знаменитый джазовый музыкант. — Прим. «ЗД»), который играл незнакомую мне музыку, джазовую, то был, конечно, заворожен… Там была потрясающая жизнь, в том числе концертная. Выступали и играли все, включая Сашу Градского. Спустя много лет я рассказывал ему, как студентом был на его концерте. Усилитель, в который была включена его гитара, назывался Marlboro, и мне ужасно захотелось выйти на сцену и посмотреть, есть ли там встроенная пепельница. Я ему про это рассказывал, а он смеялся… Бурная была музыкальная жизнь.
— И что играл ваш «Сигнал»?
— Мы играли на танцах в общежитиях. Чего только не играли, и «битлов» тоже. Но очень хорошо шел Антонов…
— Играя, значит, шлягеры Антонова, ты понял, что твоя судьба не сварочное производство, а высокое искусство?
— Абсолютно все случайно вышло, без каких-то философских терзаний. Просто на последнем курсе института я устроился работать в ресторан «Архангельское». Ресторанов тогда было немного, а этот на Рублевке считался одним из самых блатных и крутых. Я видел всех: от наших хоккеистов — Фетисова и Рагулина, которые в Красногорске тренировались и приезжали выпивать туда, до Гали Брежневой (дочь тогдашнего руководителя СССР. — Прим «ЗД»). Ее любимой песней были «Травы, травы, травы не успели…», и всё это по 40 раз за ночь мы исполняли. Конечно, советская эстрада плюс весь репертуар Владимира Семеновича Высоцкого.
— Высоцкого же госцензура тогда душила…
— «Архангельское» было особым местом. Для чиновников, торгашей и прочей советской элиты. Нам разрешалось. Атмосфера была очень разбитная…
— И что Галя Брежнева? Был контакт?
— Нет, конечно, контакта не было. Она приходила, гуляла, мы играли. Ресторан был один из немногих ночников, которые тогда работали в Москве.
— Многие артисты твоего поколения вспоминают, как начинали в ресторанах, уверяя, что это была лучшая школа… Не то что у нынешних финтифлюшек, всякие шоу талантов и прочая дребедень…
— Я могу сказать только одно: мне, человеку достаточно ленивому, но способному, по жизни всегда везло. Что касается ресторана «Архангельское», там играли потрясающие музыканты, в том числе джазовые. Руководителем коллектива был легендарный Толя Бальчев по кличке Кипа. Ныне кинорежиссер и, кстати, автор многих знаковых песен, которые поет Коля Носков. Конечно, это — школа. В определенный момент к нам пришла работать Лариса Долина. Пришла и сказала: «Можно я у вас попою тут?» Мы не знали вообще, кто это. Спрашиваем: «Что будем петь?» Она предложила Sunny. Как спела — мы все упали.
— Это же шлягерок из репертуара Boney M?
— Да. Sunny, yesterday my life… Тогда это был хит в исполнении диско-группы Boney M, но вообще-то эта песня очень близкая к джазу, в стиле соул родом из 60-х годов (написана Бобби Хеббом, занимает 25-е место в списке 100 лучших песен ХХ века в рейтинге BMI. — Прим. «ЗД»). Она спела, и мы упали перед ней на колени.
— Упали в буквальном смысле?
— Да! То, как она спела! И осталась петь. А я не только узнал, но и открыл для себя Долину… В тот момент я уже оканчивал институт, и меня распределили в город Луховицы, Зарайский район, на авиационный завод. Я сказал своему руководителю: «Толя, такая история. Ну, поеду в Луховицы, там огурцы хорошие». Он говорит: «Какое министерство?» — «Авиационное». «Приноси утром все свои документы и возьми бутылку коньяка», — говорит. Он знал кого-то там. Мы пришли, он поднялся, с документами и коньяком, через 15 минут спустился и всё — я был свободен.
Оставить комментарий