31 июля народная артистка СССР Эдита Пьеха отмечает юбилей. Традиционно в этот день она выступит перед своими поклонниками в Большом концертном зале «Октябрьский» в Петербурге, где представит программу «Помню только хорошее».
Накануне дня рождения певица дала эксклюзивное интервью ТАСС, в котором вспомнила этапы творческого пути, рассказала о своей гастрольной кругосветке, поведала о второй жизни концертных нарядов, созданных для нее ведущими российскими модельерами, и поделилась мнением о современной музыке.
— Эдита Станиславовна, когда мысленно охватываешь весь ваш творческий путь, хочется, перефразируя слова Евгения Евтушенко, сказать: певец в России — больше чем певец. Вы по-прежнему любимы и интересны всем поклонникам. Как вы считаете, в чем секрет вашего творческого долголетия?
— Я не делала пиара, не делала карьеры. Просто всю жизнь любила петь, с детства. В день окончания войны впервые я выступала публично на улицах моего поселка шахтерского во Франции. Я вовсю запевала «Марсельезу», и детишки из моего класса пели вместе со мной. Мне это понравилось. А потом были хоры — хор начальной школы, хор лицея педагогического, хор Польского землячества.
Ну а в Ленинграде я встретилась с Александром Броневицким, который разгадал мою судьбу. Взял за руку и повел на сцену. Вот так бывает… И до сих пор мне поется. Стоит только выйти на сцену, как сразу хочется петь. А вот дома — нет. Дома тишину люблю.
— Вспомнились строчки из вашего репертуара: «Песне ты не скажешь до свиданья, песня не прощается с тобой». Они теперь воспринимаются автобиографически.
— Ну, да, это Аркадий Островский… Такая песня была. Песен у меня много-много.
— Если верить статистике — 400?
— Да, что-то вроде этого. Это посчитали поклонники. Я не считаю.
— Вы сказали на вернисаже в Шереметьевском дворце, что на юбилейном концерте не будет новых песен. Думаю, они бы появились, если бы по-настоящему заинтересовали вас. Что не удовлетворяет вас в современной эстрадной песне?
— К сожалению, композиторов, с которыми меня судьба связала, уже нет в живых — Броневицкого, Фельцмана, Петрова… Осталась память в виде песен, конечно.
Ну а если говорить о современном репертуаре, о современных артистках, то я их просто не слышу, понимаете. Не слышу. Вот выходит какая-то там Нюша или кто-то, я не понимаю, зачем она выходит. Денег на платье нет, в трусах выходит. Я все это не понимаю. Смотрю на них, как на иноземцев, как из Африки какие-то туземцы.
— Храните ли вы ту концертную афишу осени 1957 года, где впервые появилось ваше имя и которая стала точкой отсчета вашей профессиональной деятельности?
— Не храню. Мне тогда не пришло в голову коллекционировать. Она появилась после коллективной победы «Дружбы» на Шестом всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве, где мы получили золотую медаль. И нас взяли на работу в Ленэстраду, как тогда называлась эта организация. И мы начали выступать — ансамбль «Дружба». Нас стали узнавать. Мы нравились публике. Нас подвергали критике, ругали, обзывали. Я, например, была кабацкая певичка, которую надо выстирать по самое декольте. Ну а потом последовали через какие-то годы извинения от автора этого изречения. Все было… Тернистый путь был, но ничего. Зато в памяти все.
— Следите ли вы за творчеством своего внука Стаса? Даете ли ему какие-то советы как старший по профессии?
— Ой, да вы что, это очень сложно. Он сам чувствует, что хочет петь и, к счастью, такого явления, которое именуется пошлостью, нету у него. Он сам стихи пишет, и даже у него вышел сборник стихов. А советы я не смею ему давать. Мне самой не нравилось, когда меня ругал Сан Саныч Броневицкий. Но так, деликатно, я ему что-то намекаю. Как-то довелось побывать на его концерте в «Октябрьском», и мне не понравилось, что он очень много времени на сцене во время концерта уделял своим поклонницам. Они выходили, что-то ему говорили, и это останавливало концерт, действие. Сейчас он ездит по стране, обещал приехать ко мне на юбилей.
— Этим летом вы устроили на выставке в Шереметьевском дворце настоящий праздник для своих концертных платьев. Я не удивлюсь, если платьям после такого триумфа не захочется возвращаться в гардероб. Думаете ли вы о будущем этой удивительной коллекции?
— Спасибо Ирине Владимировне Танцуриной, модельеру, с которой мы давно уже подружились, и у меня сейчас есть несколько платьев ее авторства. Это она взяла на себя роль выставить мои платья в Шереметьевском. Как видите, это оказалось полезным и нужным. Но эти платья не висят в гардеробе. Я им построила павильон. Живу я в пригороде, в Северной Самарке, в деревне. Купила дополнительный участок, и там в павильоне живут мои платья. Там же находятся сувениры, грамоты, награды, подарки от публики, подарки официальные. Тридцать платьев Танцурина забрала на выставку. Но я надеюсь, что в августе они вернутся в павильон.
— Как вы относитесь к своим концертным нарядам?
— Очень серьезно… Потому что по существу модельеры одевают не меня, а мои песни. И поэтому мои песни будут оголенными без платьев. Платья нужны, чтобы песни были одетыми.
— Сейчас, когда ваша концертная жизнь стала менее интенсивной, что составляет круг ваших интересов?
— Я наслаждаюсь свободой, как узник, которого выпустили на волю. Я была в плену у своей гастрольной жизни. И это было немыслимо. За 11 месяцев в году — круглосуточно — гастроли, гастроли, работа, песни, города… Я объездила четыре раза весь Советский Союз, побывала в тридцати странах мира. И каждое выступление всегда начинала песней о Ленинграде: «Люблю я всей душой, красивый город мой с туманами и криком чаек над Невой». Так что я знакомила публику через песни со своей биографией.
У нас была небольшая группа концертная, три или четыре человека. Мы были первыми советскими людьми, которые ступали на землю Гондураса и первыми советскими артистами, которые выступали в Боливии на высоте 2500 метров над уровнем моря. В Перу после землетрясения выступали. Вот в Африке только не была… Были мы и в Австралии. Там очень большая диаспора русских людей, которые покинули Россию, кто до революции, кто после революции. И самое интересное, что они сохраняют русскую культуру. Я оказалась в гостях в одном доме, забежала девочка и по-английски к маме обратилась. Она — раз и ей пощечину: «Ты дома, а не на улице. Какой наш язык родной?» — «Русский, мама, русский». Вот такие они, патриоты русской культуры.
— Вы исполняли песни на многих языках. Сколько всего языков?
— Я пела по-польски, по-французски, по-немецки. На испанском могу петь тоже. Я была пять раз на Кубе и в странах Латинской Америки: в Коста-Рике, Перу, Боливии.
— Ну, наверное, и на английском?..
— Нет, английский — это не мой язык.
— Планируете ли вы праздничные концерты в столице? Каковы вообще ваши дальнейшие творческие планы? Будут ли новые записи?
— В столице выступать не планирую. Нет, я в Петербурге, в своем «Октябрьском» зале буду. Смешной вопрос: какие новые записи? Воскресите композиторов, с которыми я сотрудничала, которые мне доверяли свои песни. Что такое новое? Это хорошо забытое старое. И записывать ничего нового я не собираюсь. Ну, может быть, заново издать отреставрированные записи.
— Не приоткроете ли секрет, кто из ваших коллег готовится вас поздравить?
— Лева Лещенко сам изъявил желание приехать. Надеюсь, что Розенбаум будет, что Сенчина выйдет. А про других я не знаю, это будет импровизация.
Передайте тем, кто любит песни Пьехи, низкий поклон за верность, за то, что мы по жизни шли, влюбленные в песни. Нельзя жить и быть равнодушными.
Оставить комментарий