Это название программы Юлии Лежневой и ансамбля La Voce Strumentale под руководством Дмитрия Синьковского, исполнивших в сезоне Московской филармонии сочинения композиторов эпохи барокко: Георга Филиппа Телемана, Николы Порпоры, Арканджело Корелли, Георга Фридриха Генделя, Антонио Вивальди.
Несмотря на титульные имена композиторов эпохи барокко, многие их сочинения — оратории, оперы, мотеты, кантаты, концерты, не звучат уже по 250-300 лет и попадают на современную сцену из архивов и библиотек, как результат исследовательских изысканий музыкантов. И даже пройдя фазу новых премьер, они продолжают оставаться в ранге раритетного репертуара, на котором специализируются конкретные исполнители. Именно из таких сочинений-манускриптов и были составлены два отделения «Феерии барокко», в которых прозвучали концерты для скрипки и струнных Телемана, Корелли, мотет Порпоры, антифон и арии Вивальди и Генделя. Часть этих сочинений уже записана на дисках, но в Концертном зале Чайковского почти все они, кроме арий из генделевского «Александра», исполнявшегося с участием Юлии Лежневой здесь же год назад, прозвучали впервые.
Увертюрой к «барочной феерии» стал Концерт Телемана для скрипки, струнных и basso continuo си-бемоль мажор, в котором солировал Дмитрий Синьковский, дирижируя одновременно ансамблем La Voce Strumentale и задав ему мягкое сфумато звука, летучую подвижность пассажей и неуловимую связанность телемановских квинт с языком современного минимализма. В Andante он развернул арию красоты — постулат барочной музыкальной материи, образцом которого стали и номера, исполненные Юлией Лежневой. Прозвучал Мотет Порпоры «In caelo stelle clare», посвященный одной из любимых примадонн композитора Грациоле. Потоки пассажей и колоратур, форшлагов, трелей, мелизмов полились с первых же нот, зазвучавших с прозрачностью воздуха. Лежнева пела в своей манере — с кротким лицом и руками, собранными в жесты мадонны, негромко, почти на пиано, с совершенным владением голосовым аппаратом, дыханием, гибкостью, атаками звука.
В Антифоне Генделя Salve Regina (богородичном — «Дева, радуйся) голос ее вытягивался в долгие длительности, соивавшиеся со звуками органа. Изредка в ее голосе появлялся драматизм, чуть затемненная краска. Но почти весь текст насквозь Лежнева пела с улыбкой, безмятежностью, кристальной чистотой звука. Во втором отделении оказалось, заготовлен сюрприз.
В арии «Zeffiretti, che sussurrate» из оперы Вивальди «Геркулес на Термодонте» («Геракл у амазонок») к воздушной ткани фиоритур и пассажей Ипполиты вдруг «эхом» подключился контратенор — оказалось, это Дмитрий Синьковский, который перешел от скрипки к пению без всякого шва, находясь спиной к публике, что прозвучало почти трюком. И в этом смысле быстрые, техничные рулады Лежневой, например, в арии Красоты из генделевской оратории «Триумф времени и правды», несущиеся в темпе скороговорки, могли бы напомнить искусный трюк, который так любили в театре барокко. Как и две арии Роксаны из генделевского «Александра» (Македонского), где она в головокружительном темпе переключалась от стаккато к легато, звонко прокалывая, подобно оффенбаховской механической кукле Олимпии верхние ноты. Но как раз это и не имеет отношения к сути ее творчества — негромкой и естественной, как все, что подлинно.
Оставить комментарий