Среди 120 живописных работ и 30 листов графики — работы из собраний Третьяковской галереи, Русского музея, Института русского реалистического искусства и собрания Рэймонда Джонсона (США), собрания семьи художника и Фонда наследия Гелия Коржева. Гелия Коржева, народного художника СССР, некогда председателя Союза художников РСФСР, члена АХ СССР, неизвестным художником не назовешь. Его брутальный пролетарий, «Поднимающий знамя» (1959-1960), как и «Влюбленные» (1959), словно сошедшие из фильмов итальянских неореалистов, стали визитными карточками «оттепели».
Тем не менее выставка предлагает заново открыть автора знаменитого триптиха «Коммунисты», Библейской серии (она была показана в 2010 году в Институте реалистического искусства), цикла монструозных персонажей «Тюрлики» и серии, посвященной Дон Кихоту, как последнего реалиста и актуального художника. По крайней мере, именно о реактуализации наследия Коржева говорил на открытии выставки заведующий отделом новейших течений Русского музея Александр Боровский, написавший вступительную статью для каталога выставки.
В случае Коржева «реактуализация» отнюдь не означает возвращения социалистического реализма. Сам он от этого термина, слишком плотно слипшегося с работами Александра Герасимова, Налбандяна, Сварога и Ефанова, постарался дистанцироваться. Коржев предпочитал говорить о «социальном реализме», который отделял и от сервильного искусства на политзаказ, и от натурализма с его «правдоподобием». А в союзники брал… сценариста итальянских фильмов неореализма Чезаре Дзаваттини, который сказал как-то, что «сущность реализма есть скрытая ото всех ежедневная борьба с ложью».
Этот тезис «борьба с ложью», конечно, не эстетический — этический. Но он объясняет и почему Коржева, вроде бы певца коммунистов (который, говорят, при всех своих должностях не был членом партии), так трудно было втиснуть в рамки банальной пропаганды. Достаточно взглянуть на портрет солдата в серии «Опаленные огнем войны» (1963-1964), с обожженным лицом, без одного глаза, взирающего на нас в упор, чтобы догадаться, как эта работа раздражала генералов. Коржев пишет не триумф победы, а травмы войны, ее рубцы, память бессонниц, ночных кошмаров, воспоминания, от которых хочется избавиться.
Именно с портрета этого солдата начинается экспозиция, пропуская не в распахнутый простор выставочного зала, а в лабиринт тесных пространств, ведущий от ученических работ, сделанных в эвакуации, к картине «Проводы», «Старые раны» или к монументальному портрету «Мать» (1964-1967). Мы не увидим лица этой женщины, сидящей в накинутом на телогрейку платке, закрывшей лицо рукой, углубленной в себя.
Архитекторы Евгений Асс и Надежда Корбут выстраивают пространство подчеркнуто камерное, закрытое, в котором масштабные полотна с мощными фигурами словно движутся на зрителя, словно образы прошлого. Архитектура экспозиции апеллирует не к внешнему пространству улиц, площадей, города, как можно было бы ожидать, помня брутального пролетария — «Поднимающего знамя» (1959-1960) или «Интернационал» из того же знаменитого триптиха «Коммунисты», а к прихотливому внутреннему миру.
Здесь воспоминания рифмуются с макабрическим видением — два трубача, живой художник и скелет в буденовке, выводят упрямо свою песню, с монстрами и мутантами, словно сбежавшими из фильма «Чужие», но и с образами Дон Кихота… Но отсылка к цитате итальянского неореалиста — отчасти ключ и к эстетике «социального реалиста» Коржева. Его картина «наплывает» на зрителя, словно крупный план с экрана. Именно эффект киноэкрана позволяет создать двойственный эффект монументальности фигур и интимного сопереживания, фрагментарности и эпичности, телесной мощи и ранимости. Это балансирование между почти скульптурой и экранным видением нынешняя экспозиция выставки аккуратно подчеркивает.
Впрочем, это не единственный контраст, с которым работает художник. В постперестроечное время его в его работах соединяется почти газетная публицистичность («Лишенная родительских прав», «Вставай, Иван!») с библейской притчевостью («Блудный сын»). Давний этический посыл «ежедневная борьба с ложью» рифмуется с образом ветхозаветного пророка. Того, кто призван «глаголом жечь сердца людей». Логично, что именно одноименной работой «Пророк» (2011) экспозиция завершается.
Оставить комментарий