Стекло впитывает жар и смягчает свой нрав, из хрупкого и жесткого, с острыми краями становится податливым и текучим. Пытается ускользнуть — но нет, не удается. Приникает к трубке в руках мастера. Наполняется его дыханием…
«Антошкино детство»
Музей Стекла, который Антон открыл в специально купленном для этого частном доме в селе Медном под Тверью, — семейная история. Здесь собраны произведения трех тверских художников по стеклу Маршумовых — отца, матери и сына. Каждый со своими «отблесками огня», стилем и почерком, восприятием мира и его воплощением в цвете и свете.
Родители Антона родом из Ташкента. Оба окончили знаменитую «Муху» — Ленинградское высшее художественно-промышленное училище имени В.И. Мухиной. Вместе работали, преподавали, пробовали себя в разных ипостасях. Сказать, что они (Ирины, к сожалению, не стало почти 11 лет назад) уважаемы и знамениты в Твери, — ничего не сказать. Их работы выставлены по всему миру, от Эрмитажа, Русского музея и собраний в Чехии, Германии, Узбекистане — до краеведческих музеев в окрестных городах. Но самое-самое — здесь, в Твери.
Одна из первых работ семейного дуэта — «Портрет». В небольшой прозрачной рамке — бравый гусар с усами и эполетами об руку с веселой молодой красоткой. Легкие, летящие, черные и золотые штрихи росписи. Приглядываешься — удивительно: оказывается, вся композиция сделана целиком и в буквальном смысле на одном дыхании из обычной, до текучести нагретой стеклянной трубки. С прозаичным названием «полый дрот». Скучнее материала не придумать — из такого делают колбы, пробирки, стеклянные отводы, всякое лабораторное оборудование. А тут масса затейливых деталей, праздник, мгновение, застывшее с лихим и радостным «ээээх!» Жизнь, наполненная счастьем, светом и воздухом.
«Это особая, редкая техника сквозного выдувания. Супруги Маршумовы сделали ее визитной карточкой тверской школы художественного стеклоделия. Фигуры выдувают из одного элемента, ничего не добавляя, не приклеивая. Очень сложная, филигранная работа, одна ошибка — и все насмарку», — поясняют специалисты.
Вот «Дивный сад» и «Армянская сюита» — произведения Михаила Маршумова уже в совершенно другой технике — «гутной», от слова gutta, «капля». Для нее используется горшковая печь, где в нескольких тиглях варят стекло разных цветов. А потом прямо у печи соединяют раскаленные капли воедино в самых разных формах и сочетаниях.
В каждой фигуре — своя энергия и смысл. Философия.
Огромный витраж из стеклянных глыб — полуоткрытые даже не ворота, а врата. Кремнистый путь — «Приглашение к свету». Это эрклёз, отходы производства. Стекловаренная печь как домна, остынет — и все. Что внутри, только ломом и на свалку. В 1977 г. М.М. Маршумов сделал из эрклёза витраж для училища, где тогда преподавал. Получился — символ («Ученье-свет»). Хотя шутит — взялся за работу, чтоб в колхоз на «картошку» не послали. Когда училище переехало в новое здание, Антону пришлось снова спасать витраж от свалки — забрал в музей.
А вот работа — сама по себе чудесная, как все, что делала заслуженный художник и лауреат всех возможных премий Ирина Маршумова, — очень важная для семьи. Тоже выдувная техника, дрот с росписью, воздушные фигурки. «Антошкино детство» пронизано удивительным теплом и радостью. Сказочные жар-птицы, веселые поросята, диковинные деревья и цветы, аист с младенцем в прозрачном «узелке». А главное — здесь мама, которая держит малыша на коленях.
Сейчас прототип малыша — уже не Антошка, а Антон Михайлович — сидит напротив этой витрины, когда проводит свои мастер-классы. Получается, мама и сейчас рядом, видит каждое его движение и улыбается одобрительно.
Своя колея
В стекле, безусловно, есть какая-то древняя магия. Не зря стеклянные шары и амулеты так любят разные мастера оккультных наук — прорицатели, гадалки. Да и не только они. Покажите мне человека, у которого в школьные годы не было заветной коробки с сокровищами — пригоршней стеклянных шариков. Вертишь их в руках, смотришь на свет…
Но у Антона в детстве таких сокровищ было полно. Мама — главный художник Калининского стеклозавода…
— Я не очень любил детский сад. И мама меня часто брала в художественную лабораторию, — вспоминает Антон. — Там были и дети других художников. И для нас, конечно, стеклодувы делали какие-то штуки, от которых я был в восторге. Но сам сел за стекло почти случайно, уже после армии.
Быть сыном знаменитостей одаренному и самостоятельному человеку всегда непросто. Еще сложнее — проявить себя в той же сфере, что и они. Как будто светишься отраженным светом, а сам — в тени фамильного древа. Очень, говорит Антон, нелегко было через это пробиться: «Хотел доказать, что я свое пытаюсь найти. Перебороть мнение окружающих, что копирую родителей. Поэтому я постоянно искал свой собственный стиль».
Поиски начались в совершенно другой области. Сразу после школы Антон поступил на физфак Ленинградского университета. Проучился год, сдал сессию, засобирался в армию — отсрочки для студентов тогда отменили. И пока дожидался призыва, поступил учеником на тот самый Тверской стекольный завод:
— День-два-три, день-два-три поработал за огнем, собственными руками — и планы стали меняться.
Ключевое слово — собственными руками. Дело в том, что стеклодув и художник по стеклу — профессии разные. Обычно художник к трубке и горелке не прикасается — он делает эскиз, сидит рядом с мастером и руководит процессом. Антон в этом смысле — редкое исключение. Каждую из своих работ он делает полностью сам, от наброска до воплощения. Умеет профессионально обращаться с горелкой, знает все особенности разных сортов стекла, технику отточил. На физфак ЛГУ после армии возвращаться не стал — поступил в Тверское художественное училище имени Венецианова. А потом и сам преподавал в московской Строгановке, учил студентов азам стеклодувного дела.
Навыки работы руками очень ему пригодились, когда настали 90-е годы, будь они неладны.
Годы испытаний
Маршумовы-старшие вынуждены были с художественного стекла переключиться на живопись, графику, иконопись, на преподавание и книги (85-летний Михаил Михайлович недавно издал третий по счету философский труд о «теории ритма»). Талантливые люди себя найдут всегда. Но с художественным стеклом все стало совсем грустно. Завод в перестройку лихорадило. Разрушились связи по госзаказу, не хватало сырья (его теперь закупают в Китае — отечественного не найти). Пошла приватизация всего, что плохо лежало. Зарплату на заводе иногда выдавали натурой. Например, часами, на которые Тверь по бартеру меняла свои стаканы на Московском часовом заводе. А потом накопились долги за газ, и завод обанкротился. Склады были завалены никому не нужной продукцией, имущество стали потихоньку распродавать…
Антон пошел работать в фотомастерскую, потом в компанию по изготовлению неоновой рекламы. Там его приняли на ура — он умел на открытом огне паять и гнуть трубки для вывесок, которые потом мерцали разными цветами: «Открыто», «Закрыто», «Аптека», «Интим». «Но бывают случайные встречи, которые меняют все», — говорит Антон. Случай свел его с бизнесменами, которые закупали в Чехии и продавали модные цветные светильники с ароматизированным лампадным маслом. Светильники решили делать в Твери — договорились с руководством завода, отгородили цех на шесть рабочих мест. Антон был там по сути и начальником производства, и главным художником, и на все руки менеджером.
Дело пошло очень неплохо — но, увы, до очередной смены начальства. Зато дало очень важный опыт. Прежде всего — самостоятельности и расчета только на собственные силы. И творчества вопреки любым объективным препятствиям.
В 2000 году Антон вступил в Союз художников. Стал показывать свои работы в разных городах, выслушивать критику, идти дальше. Выполнял заказы. Но получить и оборудовать стеклодувную мастерскую даже члену Союза художников нереально. Переехали в дом за городом. Еще один шаг к цели — купили участок с домом под музей…
Только в 2021 году дело дошло до персональной выставки «Диалоги со стеклом». Но получилась она такой, что даже отец (который всегда и к себе, и к другим относился очень критично) признал: «Ты нашел свой стиль. Неплохо получается». В его устах это было высшей степенью похвалы.
Оставить комментарий