Девяносто лет, потому что после 1930 года, то есть вскоре после высылки Льва Троцкого из СССР, имя Юрия Павловича Анненкова (1889-1974), «сатириконца», карикатуриста и художника массового театрализованного действа «Взятие Зимнего дворца» на Дворцовой площади в 1920 году, автора хрестоматийных иллюстраций к «Мойдодыру» Чуковского и поэме Блока «Двенадцать», художника главной картины в советском павильоне на Венецианской биеннале в 1924 году и претендента на «Оскар» в 1954 году в номинации «Лучший дизайн костюмов» за работу во фильме Макса Офюльса «Мадам де…», особенно не упоминалось в СССР. Его первая персональная выставка в новой России, к 125-летию художника, состоялась только в 2014 году в Литературном музее. А в прошлом году камерную экспозицию, посвященную Анненкову, сделал Дом русского зарубежья.
Почему первую выставку Юрия Павловича сделал именно Литературный музей (за что ему респект!), в общем, понятно. Из всего громадного наследия Анненкова, живописного, графического, театрального, кинематографического, более менее доступной на его Родине оставалась именно книжная графика. Нет, разумеется, в Третьяковской галерее и Русском музее есть его работы (в частности, знаменитый портрет театрального фотографа, художника Мирона Шерлинга, выполненный с парижским кубистическим шиком). Но они особенно не тиражировались. Другое дело «Мойдодыр»… И, кстати, Корней Иванович Чуковский, который был соседом дома родителей Анненкова в Куоккале, сделал многое, чтобы имя и рисунки Юрия Анненкова появились вновь в советской печати. Хотя бы уже в «вегетарианские времена». И хотя бы к детским книжкам.
Кроме того, Анненков блистательно владел пером. И написанный им «Дневник моих встреч» дополняет жанр графических портретов литературными собратьями. Его «Повесть о пустяках» (1934), опубликованная на русском в Берлине под псевдонимом Б.Темирязев, была так хороша, что некоторые, как, например, Михаил Осоргин, грешили на Евгения Замятина, приписывая ему авторство. Но Замятин тут был ни при чем. В переводе на французский повесть Анненкова вышла под названием «Революция за дверью». И этот заголовок дал имя нынешней выставке Юрия Анненкова в Музее русского импрессионизма.
От предыдущих она отличается масштабом и разнообразием представленного материала. Впервые в Москве можно увидеть не только ранние вещи (например, портрет отца художника Павла Семеновича Анненкова, дворянина, народовольца, потомка биографа и издателя Пушкина, а также внука декабриста Ивана Анненкова), но поздние парижские работы, включая абстракную живопись. Из Центра Жоржа Помпиду на выставку привезли три работы — колоритную бретонскую «Старуху», «Вид на Пантеон из Люксембургского сада» и гуашь «Натюрморт с рыбами». Все три написаны в в 1925 году, вскоре после приезда художника из Советской России во Францию. Вообще, французский период творчества Анненкова, который много дольше российского, выделен в отдельный раздел.
Таинственные пейзажи Булонского леса, ночной Венеции с черными окнами палаццо, смотрящими на Гран Канал, тот же Пантеон, вроде бы утопающий в зелени сада, здесь, кажется, ничем не напоминают Анненкова более раннего, советской жизни. Мистическая размытость городских видов, где природа и история, встречаясь с архитектурой, способствуют странным «провалам» во времени, заставляют вспомнить то ли декорации символистской драмы, то ли и вовсе пассеизм мирискусников.
Кажется, что этот французский Жорж Анненков не имеет ничего общего с тем озорным мастером, который в 1919 году для спектакля в Эрмитажном театре по антиалкогольной пьесе Льва Толстого «Первый винокур…», нарисовал костюм старой ведьмы, спародировав пряную экзотику фокинской постановки «Шехерезады». Костюм ведьмы с подбитым глазом явно передразнивает эротику балетного костюма Шахерезады. От ожерелья на шее до цветных орнаментов — а ля «татуировок» — на ногах, введенных в моду Львом Бакстом, — все отсылает к блокбастеру «Русских сезонов» Дягилева. Анненкову начала века явно ближе футуристы и кубисты, нежели символисты. Футуристическая книжка «1/4 девятого» (1918) — еще одно тому доказательство.
В целом, острота видения и рисунка, тяготеющего к шаржу, у Анненкова отчасти от его опыта карикатуриста, автора «Сатирикона», отчасти — от работы в театре. Насколько игровая подвижная стихия театра близка художнику, можно почувствовать даже известном рисунке «За самоваром» (1914) из «Чукоккалы». Репин, зажатый и засушенный со своими кисточками, как лист гербария, меж страниц солидного юбилейного тома, едва виден. Чуковский с блохой на носу, оглядывается на режиссера Николая Евреинова, который артистически жонглирует хрустальным бокалом. А сам автор рисунка осторожно выглядывает из-под стола.
Эта острая, почти гротесковая характерность сохраняется даже в знаменитых графических портретах, сделанных Анненковым в 1920-е годы. «Буревестник революции» Максим Горький нарисован с закрытыми глазами на фоне красного знамени, с одной стороны, и… изящной статуэтки Будды — с другой. Писатель был страстным коллекционером восточного искусства. В других случаях гротеск достигает трагического накала, как в портрете Алексея Ремизова. Мучительное сократовское напряжение мыслителя не могут «снизить» ни неотвязная муха на лбу, ни заплатка на жениной кофте с цветочек, в которую закутан писатель. Наоборот, неуместность, нелепость бытовых деталей лишь подчеркивают апокалиптическую повседневность революционных дней.
Впрочем, сам Анненков в какой-то момент оказался чуть ли не главным портретистом революции. Он не только написал парадный портрет председателя Реввоенсовета и создателя Красной Армии Льва Троцкого, который украсил советский павильон в Венеции 1924 года, не только создал портреты его соратников, он еще и иллюстрировал… Приказ Реввоенсовета № 279, изданный Троцким к пятилетнему юбилею Красной Армии. Собственно, это, наверное, первый в мире иллюстрированный военный приказ. К тому же, именно тогда, в 1923 году, день 23 февраля был объявлен «великим праздником всех трудящихся России», а партийным органам предписывалось придать ему «характер широкого массового праздника». В этом приказе Троцкий объяснял выбор этой даты для праздника — «23 февраля 1918 г., под напором врагов, рабочее и крестьянское правительство провозгласило необходимость создания вооруженной силы». Приказ, подписанный шестью военачальниками Красной Армии, был издан невероятным тиражом в 5000 экземпляров.Тогда, в 1923-м, никто бы не поверил, что в 2018 году единственный, чудом уцелевший экземпляр этого Приказа № 279 с сохранившимися подписями расстрелянных военачальников будет продан на аукционе за 1 750 000 (!) рублей. Да, почти за два миллиона. На выставке можно увидеть экземпляр этого Приказа из коллекции М.Сеславинского, но он — с зачеркнутыми подписями.
Надо ли говорить, что огромный живописный парадный портрет первого председателя РВС кисти Анненкова канул в лету? Следы его теряются в эпохе большого террора. Но вот скульптурный портрет Льва Давидовича, сделанный по работе Анненкова скульптором Игнатьевым (РАБИС) в 1924-м, выжил в Ташкенте. В 1960-х его предлагали для покупки государственным музеям в качестве бюста… Свердлова. Музейщики, видимо, узнавая оригинал, испуганно уклонялись от заманчивого предложения. Сегодня этот деревянный бюст прибыл на выставку из частной коллекции. Причем он сохранил обе подписи — оригинальную, 1924 года, на основании, и позднюю — сбоку на постаменте.
При всем богатстве и разнообразии материала, который группируется не только по странам, где работал художник (Россия, Франция), но и по жанрам (портреты, книжные иллюстрации, театральные работы), выставка очень крепко сделана (куратор Анастасия Винокурова). Она вся — об эпохе перемен, о той «революции за дверью», что врывается в работы и жизнь художника. И — на экран. Тут можно увидеть кадры массового действа «Взятие Зимнего дворца», поставленного в 1920-м году Н. Евреиновым, А.Кугелем, Н.Петровым прямо на Дворцовой площади. Анненков был художником и декоратором этого грандиозного спектакля, участниками которого стали шесть тысяч человек, в том числе красноармейцы, моряки, рабочие… С этого спектакля, как и с постановок Мейерхольда, начинается новая эпоха и театра, и общества, для которого «орнамент масс» важнее одинокого голоса человека. Юрий Анненков, как и Николай Евреинов оказался тем художником, который перешагнул из одной эпохи в другую и …обратно.
Оставить комментарий