Этот «Летучий голландец» прибыл в Москву с Урала через полгода после премьеры на сцене Пермского театра оперы и балета. Теперь планируется, что постановка Константина Богомолова и его неизменных соратников — сценографа Ларисы Ломакиной и дирижера Филиппа Чижевского попеременно будет идти сразу в двух городах на расстоянии 1150 километров друг от друга.
Если говорить о первоисточнике, «Летучий голландец» — это самая романтичная из партитур Рихарда Вагнера, где еще пока есть традиционные для оперы арии и дуэты, созданная 29-летним композитором всего за семь недель в 1841 году. Мировая премьера оперы состоялась в январе 1843 года в Дрездене на сцене Semperoper под авторским руководством. Это первая опера, где проступают черты будущего гения-титана, создателя масштабных драм, многие годы спустя решительно переменившего суть и облик оперного жанра. Впрочем, постановка Константина Богомолова относится к опере Вагнера как к радиотрансляции, что акустически оформляет, но не влияет на происходящие события.
Действие перенесено в «грустный 1993 год». Титульный же герой оперы не проклятый бессмертием демон, ищущий спасительной чистой любви, а сбежавший из колонии «Белый лебедь», что близ Соликамска, жестокий маньяк, перерезающий женщинам глотки, потому что, по его мнению, «все женщины — шалавы»…
По пути к свободе в таежной глуши он натыкается на жертв авиакатастрофы — артистов оперетты: «Их смерть была легка, как их жанр», — поясняют аудитории титры над сценой. Маньяк в этот момент становится еще и вором, присваивая себе приглянувшийся багаж погибших, и превращается в мистера Икс, калькируя образ Георга Отса из знаменитого фильма. И именно в таком облике он предстает перед Даландом, отцом Сенты, который сообщает, что «привез отец дочери цветочек аленький и чудовище кровавое». А дочь — реплика образа Марины Ладыниной из фильма «Свинарка и пастух». Но тут она «увлекается психологией, а маньяк — интересный для изучения случай», — уточняют титры. И в финале, на свидании с Голландцем в колонии, Сента сама перерезает себе горло: она нарушила клятву верности, за что сама себя и покарала.
Обо всем этом публика узнает именно из титров, которые постоянно растолковывают не романтический вагнеровский, а саркастический богомоловский сюжет. Иногда возникает даже что-то с серьезным, пафосным оттенком. Так, например, «мечтающим о смерти гости рассказывают, как Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ».
При этом звучит музыка Вагнера, солисты и хор поют прописанные композитором номера, но они нарочито далеки от разыгрываемого действа в этническом стиле, скалькированном у «Бурановских бабушек». При этом красные платья женщин — единственное то яркое, что есть в этом крайне мрачном спектакле, и кажутся они каплями крови… При этом хор подружек Сенты читается по титрам текстом песни «Фаина» группы «На-На». Странно даже, что обошлись без творчества группы «Лесоповал».
В целом, спектакль соткан из хитовых масскультовых цитат. Основное множество идейных заимствований, конечно, взято из кинематографа и доморощенной эстрады. Например, кадры из старого черно-белого мультика про Белоснежку сопровождают рассказ Даланда (в спектакле его зовут Дональд) о достоинствах дочери: о ее скромности, умении хорошо готовить «и еще лучше — разогревать». А слова Эрика «Mein Herz, voll Treue bis zum Sterben», отвергнутого жениха Сенты, ставшего в спектакле метеорологом Георгом, любящим авторскую песню и выступающим на Грушинском фестивале, переводятся: «Ты у меня одна, словно в ночи луна»… И ясное дело, что слова Голландца режиссер трактует: «Да, я маньяк, так что же! Пусть меня так называют ничтожества!.. Всегда быть в маске — судьба моя!».
На предложенную трансформацию столичная публика реагирует слабо дозированным смехом, недоуменными переглядываниями или возмущенным покиданием зала непосредственно во время представления. Глобально у этого спектакля только одна проблема: все что представлено, по сути не опера.
Посему серьезно говорить о музыкальной стороне спектакля даже как-то неуместно, ибо она нарочито игнорируется режиссером. Хотя вокальные работы Марины Нерабеевой (Сента), Андрея Борисенко (Голландец), Хачатура Бадаляна (Георг) очень достойные, а звучание оркестра, порой не слишком сбалансированное и откровенно громкое, под дирижерской палочкой Филиппа Чижевского, иногда все же обнаруживает интересные нюансы, а под руководством его ассистента Федора Безносикова старался быть мягче и лиричнее, что в контексте данного спектакля выглядело уж совсем наивно.
В отличие от пермской публики, московскую не стали «добивать» и не «врубили» на финальных поклонах фонограмму песни Аркадия Укупника «Летучий Голландец» в исполнении Алены Апиной. Хотя и без «вишенки на торте» очевидно, что режиссер намеренно превращает оперу в пародию и в фарс с грубыми шутками и насмешками. Он все тонко чувствует и точно понимает, но его цель все высмеять и развенчать — сделать недостойным какого-либо устремления или переживания, чтобы «жить стало лучше и веселее». Ведь сама жизнь для него тождественна пожизненному заключению.
Оставить комментарий